Р

АЗО

 

«Лютня — инструмент с полной и звучной гармонией, грациозный и трогательный. Но из-за сложности научиться хорошо на ней играть и редкого ее использования в концертах, она почти забыта, и я не думаю, что сейчас в Париже можно найти более трёх-четырёх почтенных старцев, играющих на этом инструменте. Я познакомился с одним из них в прошлом году, это — господин Фалько, старейшина секретарей Совета, который подтвердил, что осталось едва ли четверо лютнистов во всём Париже. Он пригласил меня к себе и, усадив в старинное кресло, сыграл на лютне пять или шесть пьес, не отводя от меня взгляда, исполненного грустной нежности, и, время от времени роняя слезу на свой инструмент…» (Титон дю Тийе «Французский Парнас», 1730-е гг.).


Кто ныне вкусит хрустальную влагу мелодий
В садах наших душ, что цвели, отзываясь тебе,
Сияли источником сласти — канцоной в судьбе
Твоей истонченной меж изумрудных угодий,
Где розы пасутся в неволе светлых рапсодий,
Где птицы свивают в ветвях пернатые вирши,
Лишь там слышен голос, что подобен волшбе,
Как будто б эдемские кущи становятся ближе,
И мы приближаемся к ним по сизой тропе?!

Кто свет истончит в хрусталь росистого луга
Вещими снами, что солнцем весенним полны,
Канцонами дивными, может, в руках тишины,
Где строк трепетание, жажда, милого друга
Очи сияют, как звёзды, а строфам подпруга — 
Гармоний изысканных лад, улыбкой любви — 
Пиита рефрен, как душа, что не вменит вины 
За страсть безответную девы, когда визави
Соткал свои чувства в узор и в трепет струны?! 

 

Кто юности лик приметит на глади озёрной,
Вкусив её сладость, лобзая сочность канцон?
Быть может, лишь тот, кто однажды влюблён;
И многие лета спустя всем покажется тёмной
Вся тайна катренов в поэзии нерукотворной
Тропою бежит меж алей, за черту городскую,
К ограде, в тот сад, где напевами ты окрылён,
Отринув тщету, чтоб оставить дорогу мирскую,
Услышать звучание песен ушедших времён?!

 

Кто ныне осветит дорогу во тьме этой белой,
Созвучием нежным вбирая затейливый строй,
В душах рождая плодами бескрайний покой,
А в этом покое в изящество строчки умелой
Внесёт тишину, а с ней, как девицею смелой,
Игривость пернатую ту, что под сенью дубрав
Изгонит безмерность уныния дерзкой рукой,
Чтоб после того, в гальярдах весёлых представ,
Посеять в сердцах цветы, что сокрыты росой?!

 

Нет лучше на свете другого лекарства от слёз,
Как струн трепетанье слогом ушедших преданий,
Как ласки речей, тишины и всенощных дерзаний,
В желанье отведать сласти несбыточных грёз,
Где смерть и любовь, где кровь (и это всерьёз)
С ручьём притекает, и так, чтоб ферулу питать
И тирсом строфы утвердить целование муз,
А ныне, что это? Кем может без музыки стать
Мир, где нарушен канцоны и лютни союз?!

William A. BREAKSPEARE (1855-1914)