Cristóbal de Villalpando (1649-1714). The Lactación de Santo Domingo, near the end XVII
Я
в королевский зал вхожу, и лунным светом
Объят мой след: так лёгок, невесом —
Летит в ночи жемчужным мотыльком
И растворяется в строфах седых поэтов:
Кто будет впредь писать во тьме сонеты
И станет в музыку вплетать любви слова!..
Я пред талантом их — как будто сор-трава,
Во власти гения меня как будто нету!..

Здесь, в королевском зале вновь строка,
С луной холодной в окна проникая,
Вобрав все судьбы и о них всё зная,
Как призрак вечности! Ему — бродить века
По залу тёмному, здесь лишь в саду река
Ему напомнит то, что в прошлом было,
Но тает в смерти всё, что прежде жило,
И цепкий поцелуй её — тоска…

Здесь танцевал король, а ныне ночь
Туманом скрыла призрачные тени
И в будущих когда-то поколеньях
Качает музыку — её, признаться, дочь...
Я в лёгком па коснусь её, чтоб прочь
Отринуть все сомнения и стремленья.
Струною нежной, лёгким сожаленьем
Сложу я песню… Мне ответит ночь.

Сейчас же лютня отзовётся тихо…
В прохладе зала королевского дворца
Услышу: ангелы поют любовь Творца
В сём мире злом и буйно-многоликом,
Я — призрак лишь и еле зримым бликом
Коснусь воды, чуть пеня гладь пруда.
Пусть музыка здесь стихнет навсегда,
Ведь я навечно здесь, в сём мире диком.

Так в королевский зал вошёл в ночи я,
Она предстала в лунном свете здесь,
В ней музыка живёт, в которой весь
Растаял дух мой! Словно б все святые
И ангелы меж них — гармонии скупые
Рождала лютня — её хрупкий строй
Дарил мне благость, а затем, покой…
Тогда как горести мои давно остыли…