орчит мускат любви в хрустальных чашах,
Что вкус ещё хранят канцон хмельных;
В них страсти яд – грехи признаний наших,
Взрастившие цветник в строфах святых.
В них бунт строки против уродства, фальши,
Нежным восстанием цветенье красоты,
И, юность в сердце сохраняя, станет старше,
Тот, кто осмелится коснуться чистоты.
И растворив тоску красы, как яд в нектаре,
Любовь небрежным жестом породит
О смерти мысль, что до сих пор не знали
Те, кто с тех пор лишь плачет и скорбит.
Так звёзды строф в уста незримым жалом
Однажды вложены и опечатаны тоской;
Мне тенью стать, чтоб насладиться малым –
Причастником страстей обресть покой.
И лишь Элам вобрал когда-то слёз раскаты,
Их ветер нёс на лёгких крыльях птиц,
И кровью лоз из чаш стекали к зиккуратам
Душ неприкаянных в объятии темниц.
Ах, дух жестокости, объял ты сердце донны,
Высокомерно яд подлил в вино –
Так, сладкий слог вдруг стал подобен стону,
Где свет рождался - стало вдруг темно.
Рыдают струны с той поры и в слог канцоны
Горечь подмешана как яд, и в этом суть
Отторгнутой любви, что впредь в поклоне
Согбенна будет жить здесь как-нибудь.
Поплачь и ты в моих руках во мраке сиром,
О, дева милая, и в сладкозвучности своей
Мне предана; на крыльях птиц над миром
Неси тоску мою и в чаши горечь лей…
