ютня – инструмент с полной и звучной гармонией, грациозный и трогательный. Но из-за сложности научиться хорошо на ней играть и редкого ее использования в концертах она почти забыта, и я не думаю, что сейчас в Париже можно найти более трёх-четырёх почтенных старцев, играющих на этом инструменте. Я познакомился с одним из них в прошлом году, это господин Фалько, старейшина секретарей Совета, который подтвердил, что осталось едва ли четверо лютнистов во всём Париже. Он пригласил меня к себе, и, усадив в старинное кресло, сыграл на лютне пять или шесть пьес, не отводя от меня взгляда, исполненного грустной нежности, и время от времени роняя слезу на свой инструмент… (Титон дю Тийе «Французский Парнас», 1730-е гг.).
Кто ныне вкусит хрустальную влагу мелодий
В садах наших душ, что цвели, отзываясь тебе,
Сияли источником сласти – канцоной в судьбе
Твоей истонченной меж изумрудных угодий,
Где розы пасутся в неволе светлых рапсодий,
Где птицы свивают в ветвях пернатые вирши, –
Лишь там слышен голос, что подобен волшбе,
Как будто б эдемские кущи становятся ближе,
И мы приближаемся к ним по сизой тропе?!
Кто свет истончит в хрусталь росистого луга
Вещими снами, что солнцем весенним полны,
Канцонами дивными, может, в руках тишины,
Где строк трепетание, жажда, милого друга
Очи сияют, как звёзды, а строфам подпруга
Гармоний изысканных лад, улыбкой любви
Пиита рефрен, как душа, что не внемит вины
За страсть безответную девы, когда визави
Соткал свои чувства в узор и в трепет струны?!
Кто юности лик приметит на глади озёрной,
Вкусив её сладость, лобзая сочность канцон?
Быть может, лишь тот, кто однажды влюблён,
И многие лета спустя всем покажется тёмной
Вся тайна катренов, в поэзии нерукотворной,
Тропою бежит меж алей за черту городскую
К ограде в тот сад, где напевами ты окрылён,
Отринув тщету, чтоб оставить дорогу мирскую,
Услышать звучание песен ушедших времён?!
Кто ныне осветит дорогу во тьме этой белой,
Созвучием нежным вбирая затейливый строй,
В душах рождая плодами бескрайний покой,
А в этом покое в изящество строчки умелой
Внесёт тишину, а с ней как девицею смелой
Игривость пернатую, ту, что под сенью дубрав,
Изгонит безмерность уныния дерзкой рукой,
Чтоб после того, в гальярдах весёлых представ,
Посеять в сердцах цветы, что сокрыты росой?!
Нет лучше на свете другого лекарства от слёз,
Как струн трепетанье слогом ушедших преданий,
Как ласки речей, тишины и всенощных дерзаний
В желанье отведать сласти несбыточных грёз,
Где смерть и любовь, где кровь (и это всерьёз)
С ручьём притекает, и так, чтоб ферулу питать
И тирсом строфы утвердить целование муз,
А ныне – что это? Кем может без музыки стать
Мир, где нарушен канцоны и лютни союз?!