Генрих Ипполитович Семирадский (1843-1902). Занавес Львовской оперы. Аэндорская волшебница вызывает тень Самуила
М
не золотом рассвет смочил уста
Хмельным настоем трав и света солнца;
Душа воспряла, и омыла сон роса,
В котором видел я, как рыжая коса
Реки небесной умывается в колодце.

Рассвета слёзы — росы с пряных трав,
Чуть тёплых ото снов; а в них Природа,
Со страстью юной к тишине припав,
В трудах своих саму себя познав,
Искусством низошла от синих сводов.

И сладкий хмель здесь усыпил меня,
Слух услаждая нежных нот разливом,
Что ночи тьму и беспокойство дня
Соединили в тень и свет огня
Души, омытой солнечным приливом.

Познал я сны о жизни, что в мечтах
Божественных чертогов светлых залах
Уснули, как младенцы, на руках
Природы — девы юной в облаках,
Что вечно молодым Искусством стала.

В трудах своих великих и простых
Пространно призвала к себе Природа,
По миру разметав речей святых
Обрывки, среди мёртвых и живых —
Невинных дев божественного рода.

В чертогах звёздных на престол взошла
В убранстве том, что надлежит Искусству,
Природа-Дева. Здесь она нашла
Девять девиц, к ним тихо низошла,
Даруя им цветник в страстях и чувствах.

Души стремление к великим небесам —
Убранство Гения, что мир рождает в свете
Искусства, не подвластного векам;
Её Алхимия — поэзия, и сам
Господь благословил деянья эти.

Узрев перед собой цветник девиц,
Что щедрой юностью наполнены без меры,
Природа вдруг явила сотни лиц
Поэтов тех, кто, не познав границ
Своих талантов, стал столпами веры.

И девы видели, что видела Она,
Природа девственная, солнечным посевом
Искусства так величия полна,
Вдруг пламенем, которого и тьма
Страшится, обратилась к юным девам:

«Пусть старшей красноречием зовётся
Мечтательница между всех, зари ясней
Сияет, вязью строк в поэмах вьётся,
То страстью, то разумностью прольётся,
То нежностью, то мудростью своей.

Приютом мудрецам лишь строки те,
Что сбережёт под сердцем Каллиопа!
И пусть идут великие к тебе
С поклоном, ты ж сродни луне
Прохладной будь, но сладостней иссопа.

Подругой красноречья наречётся
Та, что способна славу даровать,
В потир истории вином хмельным нальётся, —
О, горе тем, кто сим вином напьётся,
Ведь мудрость не приучена спасать.

Что было в древности и от чего сейчас
Творится мир, лишь ты, о, Клио, знаешь!
Пусть ты молчишь таинственно подчас
И бережёшь ту истину от нас,
Но этим самым нас оберегаешь.

Трагедий слёзы, что смягчат сердца,
Даруй в поэзии, родная Мельпомена,
Слезами зло растает, и венца,
Чей аромат прибудет без конца,
Великой драмы бесконечна тема.

А ты, что полна легкомыслия в мечтах,
В веселье праздном жизнь проводишь шумно,
О, Талия, ты не старей в веках,
Не ведай слёз, ни в яви, ни во снах,
В поэзии комедий вечно юных.

И ты послушай, Полигимния, наказ,
Что даст тебе Природа: что Искусством
Может предстать, и в этот самый час
Наполни торжеством великим нас —
Безмерным гимном в бесконечном чувстве.

Ах, Терпсихора, ты опять спешишь
В весёлом танце вновь воспеть Природу —
Служанку Бога; кружишь, веселишь,
Танцуешь так, как будто бы летишь
Средь Сфер Небесных птицей на свободу.

Любовных стансов музыки своей
Сестра Амура, что дарует смертным
Любви слова, и нету их нежней,
Эвтерпа юная, то — дар мечты твоей
Природе страстной меж даров несметных.

А ей сестра — Эрато — ты взойдёшь,
Рождённая, и в нежных серенадах
Любовь и страсть так сладко пропоёшь,
Хмель ласк любовных в мире разольешь,
Юнцов и дев соединив в усладах!

За ходом звёзд и в музыке планет
Взлетишь ты в небо, там прохладной дымкой
Вдруг растворишься, а седой поэт
Наполнит чаши — это звёздный свет,
В котором ты блуждаешь невидимкой.

Торжественна, печальна, холодна
В своих блужданиях по серебру и ночью,
Лишь мудрецам желанна и верна,
Урания, ты будешь, и одна
Лишь ты чиста, светла и непорочна…».

Служанка Бога так всех назвала
Девиц, что к ней в чертог вошли, а после
По миру разлетелись, и тогда
Рассеялись меж смертных навсегда,
Взрастив искусство тайны и ремёсла!..