Дар оракула или проклятие?
П
равь челн своей строфы по волнам музык,
Лобзающим причал твоей души,
В пенный напев величие впиши,
Скользи к оракулу (ах, путь к нему так узок).
Оракул ослеплён, незрим, но, чашу осушив,
Что мерою поэзий дух отмерит,
Прозреет он - и тот ему поверит,
Кто долго брёл к нему, главу свою склонив.
Так, громогласно шепчет, в чашах мерных
Целует музыку строфою и тебе
Дарует ласку музы, так судьбе
Угодно вдруг очистить страсть от скверны.
Войдя в сей мир плотской, ты - как во снах, -
И жизнь сия отбрасывает тени,
А в них поэты предаются лени,
От жара солнечного в летний день, устав.
Проходит всё, но всё ж шедевр нетленный
Корчмой ютится старой у тропы,
И несказанность вечной красоты
Хранит корчма, где пьёт старик степенный.
Он плут среди плутов и целовальник здесь,
Где ночи напролёт, не зная меры,
Изыдешь в хмель, забыв манеры,
Из чаши муз вкусив, увы, преданий взвесь.
Лозе изысканной предашься вновь и вновь,
Аркадии луга вобрав, так святость
Явится вдруг, и иже с нею радость,
А в винном буйстве том Протригиона кровь!
Пропьёшься, друг, и в свите муз сладчайших
К дарам оракула прозреешь, и тогда
Узришь – они как яд бывают иногда,
С тем лишь вино бежит уныний глубочайших.
Здесь старый целовальник, истый облик твой,
Мгновенье жизни, хладная проруха;
И скрючилась корчма, будто старуха,
И скоро возвратимся, другой мой, в мир иной.
Лобзающим причал твоей души,
В пенный напев величие впиши,
Скользи к оракулу (ах, путь к нему так узок).
Оракул ослеплён, незрим, но, чашу осушив,
Что мерою поэзий дух отмерит,
Прозреет он - и тот ему поверит,
Кто долго брёл к нему, главу свою склонив.
Так, громогласно шепчет, в чашах мерных
Целует музыку строфою и тебе
Дарует ласку музы, так судьбе
Угодно вдруг очистить страсть от скверны.
Войдя в сей мир плотской, ты - как во снах, -
И жизнь сия отбрасывает тени,
А в них поэты предаются лени,
От жара солнечного в летний день, устав.
Проходит всё, но всё ж шедевр нетленный
Корчмой ютится старой у тропы,
И несказанность вечной красоты
Хранит корчма, где пьёт старик степенный.
Он плут среди плутов и целовальник здесь,
Где ночи напролёт, не зная меры,
Изыдешь в хмель, забыв манеры,
Из чаши муз вкусив, увы, преданий взвесь.
Лозе изысканной предашься вновь и вновь,
Аркадии луга вобрав, так святость
Явится вдруг, и иже с нею радость,
А в винном буйстве том Протригиона кровь!
Пропьёшься, друг, и в свите муз сладчайших
К дарам оракула прозреешь, и тогда
Узришь – они как яд бывают иногда,
С тем лишь вино бежит уныний глубочайших.
Здесь старый целовальник, истый облик твой,
Мгновенье жизни, хладная проруха;
И скрючилась корчма, будто старуха,
И скоро возвратимся, другой мой, в мир иной.