Кариатида
Я
сирым псом в терновнике и травах
Бродил один и, голодом томимый,
Вдыхая ароматы, как отраву,
Искал в ночи следы своей любимой.
Одетый в лунный свет, что точно саван
Окутал душу темнотой печали,
Сады, вздыхая тишиною пряной
Моей тоски, твои следы скрывали.
Объятый сном, что сну безумца равен,
Покинутый благоволеньем отрок,
Стрелой Амура безнадёжно ранен,
Что принесла мне не любовь, а морок.
Запутавшись в тенётах троп хрустальных,
Что поросли жасмином, и, плутая,
Узрел я в лунной неге двух печальных
Оленей, что к себе меня призвали.
За ними шёл я в ночь один, неспешно,
Вдоль у ручья тропою безысходной
И вот увидел образ белоснежный –
Он мрамором сверкал в ночи холодным.
И так узрел в садах дворцовых диво,
Что сотворило гения уменье, –
В холодном камне лик моей любимой,
И нет поэту в этом утешенья.
Изящный стан лозе подобен хрупкой,
Томленьем полон взгляд, и на устах
Лежит роса! Амур жестокой шуткой
Родится страстью в каменных сердцах.
Бродил один и, голодом томимый,
Вдыхая ароматы, как отраву,
Искал в ночи следы своей любимой.
Одетый в лунный свет, что точно саван
Окутал душу темнотой печали,
Сады, вздыхая тишиною пряной
Моей тоски, твои следы скрывали.
Объятый сном, что сну безумца равен,
Покинутый благоволеньем отрок,
Стрелой Амура безнадёжно ранен,
Что принесла мне не любовь, а морок.
Запутавшись в тенётах троп хрустальных,
Что поросли жасмином, и, плутая,
Узрел я в лунной неге двух печальных
Оленей, что к себе меня призвали.
За ними шёл я в ночь один, неспешно,
Вдоль у ручья тропою безысходной
И вот увидел образ белоснежный –
Он мрамором сверкал в ночи холодным.
И так узрел в садах дворцовых диво,
Что сотворило гения уменье, –
В холодном камне лик моей любимой,
И нет поэту в этом утешенья.
Изящный стан лозе подобен хрупкой,
Томленьем полон взгляд, и на устах
Лежит роса! Амур жестокой шуткой
Родится страстью в каменных сердцах.