Дракон

изыми фресками старого храма
Быльё от начала времён —
Лица героев, их подвигов слава,
В чертогах забытых имён.
Черты благородны, омыты дождями
До серости мрачных камней,
И выщерблены степными ветрами
И мерным течением дней.

Заплаканной осени бледные лики,
Забвения чаши полны;
Удел одиночества – кодекс великих,
А смертных – не ведать вины.
Им память былого не ведома, всё же
Рождаться им вновь суждено,
И хлёсткой тоскою покой растревожив,
Творить, что предрешено.

то холодом землю способен согреть,
Своей кровью насытив клинок,
И пав, поражённый, над миром пропеть
О тех, чей срок не истёк.
Низвергнув от самых созвездий во тьме
Свет солнца на тверди земли,
Он вуалью туманов в ночном серебре
Сокроет все тайны свои.

Парчовою шкурой покрыв пики гор,
Седеющих в свете луны,
Он в чаши хрустальные – воды озёр,
Плеснёт свет далёкой звезды.
И уснёт вечным сном от начала времён,
Будет видеть сны о земле,
Не вспомнит уже он, когда был рождён
В холодном звёздном огне.

н рунною вязью бессмертных ветров
Соткёт жизни праведной суть,
Эпоха к эпохе – к началу веков,
Найдёт свой собственный путь.
Ведь жизнь человека - лишь миг его сна,
Век – словно выдох и вдох,
Мгновение святости, вечность греха
На дне его сумрачных снов.

Грех – та повитуха, что помогла
Родиться исчадиям тьмы,
Святость светла лишь в оправе греха;
Искупленье - в объятьях вины.
Участь смертных – вкушать забвенья нектар
И спать в сладких грёзах мечты;
Мгновенье – ты молод, но вот уже стар,
А твой век – в юдоли тщеты.

то родился под солнцем далеких миров
Из звездного света в ночи,
Кто не знал от рожденья смертных оков,
Но хранил от бессмертья ключи;
Кто восшествовал в мир, где вечная жизнь
Меж ветров объяла его,
Чтобы видеть, как души бессмертные вниз
Нисходят на самое дно.

Видел он, как пробудится тихо судьба,
Умываясь водами слёз,
От того, что исполнятся мудрых слова –
Пророчества из мира грёз:
Рыцарь, печальный, торжественно-строг,
Восшествует к трону во тьме,
Насытиться кровью, как внемлил пророк,
Что сгинет бессмертье в огне.

н знает, что будет спустя сотни лет,
А ныне спит на ветрах.
Во снах своих видит солнечный свет,
Создателя мира в дарах.
Он – пенное море и чайки над ним,
Он – ветер, что бьёт ковыли,
Он – горы и реки, он – путник в тени,
Волна, что несёт корабли.

Он зноем дыхания спящей горы
Питает поля и сады,
Он песней своею рождает плоды,
А солнце в каскадах воды.
Он – сон для младенца и мера – отцам,
Он – вера, надежда и свет,
Он – сила героям и ум – мудрецам,
Он – всё, но его как бы нет.

му снится сон, как родится герой –
Смертной матери сын,
Как он возмужает, и старый король
Его признает своим.
Как доблесть и слава почётным венком
Возляжет ему на чело,
Но гордость великая в нём сорняком
Растлит кислотой жизнь его.

Он, жаждая славы большей, чем есть,
Посягнёт на небесный престол,
В безумии доблести святость и честь
Им попраны будут, в раскол
Погрузится мир в его тленной душе,
И древних пророчеств слова
Сбудутся вновь — не иссякнут уже
Отныне, навек, никогда.

однявшись к престолу и видя в ночи,
Как вечность спит в тишине,
Сверкнувши клинком и поднявши свой щит,
Он к ней подкрадётся во сне.
Не зная, что сам есть не больше, чем сон,
Что мир рождён для любви
Что то, что он видит, не просто дракон,
А долгая память земли.

И жертвенным агнцем вечность сама
Станет во имя того,
Чтоб мир насыщался, как сластью вина,
Телом и кровью его.
А рыцарь – лишь сон, лишь тщеславия миг.
Пророчат опять мудрецы,
Что снимся мы вечности правом расстриг
Без прав на святые венцы.

китаться нам вечно – мы обречены
Не жить, а казаться вовек,
Гордыни тщеславной исполнены мы,
И имя нам – человек.
Мы – сила и доблесть, но есть ли в них прок,
Если мечта не у дел,
Если нам в честь лишь смерть и порок,
И в этом наш вечный предел?

Фреской легенда размыта дождём,
Истерзан ветрами гранит,
И лишь единицам грезится в нём
То, что преданье хранит.
И, причастившись великого дела,
Они зрят сквозь толщу времён,
Что вера плодами на ветви поспела,
И однажды проснётся дракон.