(к печальной истории о «съеденном сердце»)
Р

азо I

 

Прекрасный и доблестный рыцарь Гильем де Кабестань полюбил жену своего сеньора, господина Раймона де Кастель-Россильон, и сложил для неё много песен. Узнав об этом, Раймон исполнился ревности и запер свою жену в башне замка, а сам, пригласив к себе Гильема, увел его далеко в лес и там убил - вырезал его сердце и отдал повару, а приготовленное из него кушанье приказал подать за обедом своей жене. После того, как та съела это кушанье, он спросил её, понравилось ли ей оно, и, когда она сказала, что да, объявил, что та съела сердце своего друга, а в доказательство показал ей отрезанную голову Гильема. Услышав это, дама сказала, что муж угостил ее столь прекрасным блюдом, что она не отведает иного вовек, и бросившись вниз с балкона, разбилась. Слух об этом распространился по всему Руссильону и Каталонии, и король Арагонский, чьим вассалом был Раймон, пошел на него войной и отнял у него все его имущество, а его самого заключил в тюрьму, обоих же возлюбленных приказал с подобающими почестями похоронить против церковного входа в одной могиле, а всем дамам и рыцарям Руссильона повелел ежегодно собираться в этом месте и отмечать годовщину их смерти.

 

Разо 2

 

Собственно, легенда о «съеденном сердце» восточного происхождения – известны ее варианты, до деталей совпадающие с нашей историей в Индии, но эта история получила широкое распространение и в Европе, начиная с XII века. Наиболее ранний вариант этой истории – недошедшее до нас старофранцузское лэ2 о Гироне, сюжет которого автор романа о Тристане (около 1160 г.) пересказывает в эпизоде, где это лэ распевает Изольда. Гирон – совершенный, верный возлюбленный, принимающий смерть ради своей дамы, муж которой, граф, убив его, даст ей съесть его сердце.

 

Я жертвой поцелуя искупил
Беспечный грех твои красы глядеть,
В волненье чувств готовый умереть,
Я за границу чувств своих ступил,
И как же мне сейчас преодолеть
Ту страсть, что я небрежно разбудил,
И дух нектаром белладонны отравил,
Уже ль я не смогу тебя пропеть?

 

В душе моей заполыхал пожар
Страстей несбыточных и о твоих устах,
Тех грёз моих в божественных перстах,
Что боль воспели, словно это дар;
Бывает так, что вырастет в цветах
Крапива жгучая, пробравшись в будуар
Волшебных роз, где меж душистых пар
Себя отыщет словно бы в мечтах!

 

Уже ли мне в глаза твои глядеть
Нет права, ибо род мой тёрн лесной
В ущелье узком, зеленеет он весной,
Тех познавая, кто посмеет петь,
Ступая вслед туманам за росой -
Дриад, незримых людям - им лететь
В Аркадию! Так мне судьбой сгореть
Дано Амуром, потеряв покой! 

 

Ах, донна, для чего ты рождена
В покоях королевских, где лишь сталь
Приора гордого, где зоркий сенешаль 
Узнает враз, в кого ты влюблена;
Так, соблюдает строгую мораль
Тот двор, где отомстят, поверь, сполна
Любви запретной! (Ах, как ночь нежна,
Так глубока, как глубока печаль).

 

Так мы бежим по краю и за край
Влюбленной юности, не знающей помех  
Вторим Амуру, так любовь прияв за грех,
Теряем вновь и вновь с тобою рай,
О, светлоокая, за голос твой и смех
Отдам я жизнь свою с утра, ты так и знай,
Мне не простят увы сей поцелуй, прощай,
Так за мгновения любви карают всех.