Песня праздности хмельных пиитов
О
градой музыки ажурной
Цветник поэм сокрыт от глаз.
Всегда пребудет в консонанс
Тропа от уст девицы юной.
Вкусив лобзанием строфу,
Скользнёт изысканный напев,
В чаши сердец, в сей обогрев,
Тех, кто забыл свою тропу.
И пилигримами хмельными,
С сирвентой шефствуя во прах,
Презрев, весёлой нотой, страх,
Мы возрождаемся живыми.
Природой феникса баллады
Наделены – в них вечность тех,
Кто пел их первый, юный смех
Звучал тогда в устах дриады.
Вновь собираемся в корчме,
Пьём эль и в праздности своей
Лобзаем строфы, чтоб быстрей
Созреть канцонам при луне.
Ах, кто ж осмелиться винить
Пиитов, жаков – вечных пьяниц,
Кто жаждет муз, любви румянец
Взыскующий, чтоб оды вить.
Вновь музыка в руках лютье,
Что струны шёлком трав натянет,
Так, вновь пиит от сна воспрянет,
Балладу чтоб смочить в вине.
Цветник поэм сокрыт от глаз.
Всегда пребудет в консонанс
Тропа от уст девицы юной.
Вкусив лобзанием строфу,
Скользнёт изысканный напев,
В чаши сердец, в сей обогрев,
Тех, кто забыл свою тропу.
И пилигримами хмельными,
С сирвентой шефствуя во прах,
Презрев, весёлой нотой, страх,
Мы возрождаемся живыми.
Природой феникса баллады
Наделены – в них вечность тех,
Кто пел их первый, юный смех
Звучал тогда в устах дриады.
Вновь собираемся в корчме,
Пьём эль и в праздности своей
Лобзаем строфы, чтоб быстрей
Созреть канцонам при луне.
Ах, кто ж осмелиться винить
Пиитов, жаков – вечных пьяниц,
Кто жаждет муз, любви румянец
Взыскующий, чтоб оды вить.
Вновь музыка в руках лютье,
Что струны шёлком трав натянет,
Так, вновь пиит от сна воспрянет,
Балладу чтоб смочить в вине.