Битва Деревьев
(по следам Талиесина)
I
З
верьё сбивается в стаи,
И небо вспенило землю, —
Так ночи длиннее стали,
А солнце отбросило тени.
И волки кругами бродят,
И вороны в жажде крови
Глаз своих не отводят
От стонов земной юдоли.
Безмолвием тёмного леса
В чертогах юной природы
В одеждах туманной завесы
Взрастали сокрытые роды.
В руслах ручьёв незримых,
Росою питаясь и ветром,
Под сенью седых исполинов,
Согретые солнечным светом,
Всходили деревья и травы,
На тверди останков бренных
Прозрели исчадие ада —
Людей, в суете презренных.
И тотчас нахмурилось небо,
Покрыло моросью землю;
Притихли ручьи, и в свете
Луны возродились тени.
Огнём первородным думы —
Безвременье буйной природы —
Сошлись сиянием лунным,
Туманов воздвигнув своды.
Вся ярость и трав, и деревьев,
И рек, и зверья лесного,
Сорвавшись диким оленем,
Город разрушить готова.
И яростью этой бесшумной
Низвергнуть смертных чертоги,
И думой своею хмурой
Разрушить мосты и дороги.
Скатился призыв звуком горна,
Поднял исполинов древних
На битву великую, скорбно
Прощаясь, пошли деревья.
Несметным числом берёзы,
Где сосны срывают крыши,
А травы на сизых откосах
Вгрызаются в окна и ниши.
И папоротник сеет семя
На место, что было людным.
Кончилось ваше время —
Перстом указуют судным!
О, люди, вы —гордости дети,
Исчадие гения злого,
Кончилось ваше время,
Природа пришла к расколу.
Рванулась вперёд за магом,
Что жезлом в сиянии лунном
Древние поднял огамы,
Что помнят мир этот юным!
И небо вспенило землю, —
Так ночи длиннее стали,
А солнце отбросило тени.
И волки кругами бродят,
И вороны в жажде крови
Глаз своих не отводят
От стонов земной юдоли.
Безмолвием тёмного леса
В чертогах юной природы
В одеждах туманной завесы
Взрастали сокрытые роды.
В руслах ручьёв незримых,
Росою питаясь и ветром,
Под сенью седых исполинов,
Согретые солнечным светом,
Всходили деревья и травы,
На тверди останков бренных
Прозрели исчадие ада —
Людей, в суете презренных.
И тотчас нахмурилось небо,
Покрыло моросью землю;
Притихли ручьи, и в свете
Луны возродились тени.
Огнём первородным думы —
Безвременье буйной природы —
Сошлись сиянием лунным,
Туманов воздвигнув своды.
Вся ярость и трав, и деревьев,
И рек, и зверья лесного,
Сорвавшись диким оленем,
Город разрушить готова.
И яростью этой бесшумной
Низвергнуть смертных чертоги,
И думой своею хмурой
Разрушить мосты и дороги.
Скатился призыв звуком горна,
Поднял исполинов древних
На битву великую, скорбно
Прощаясь, пошли деревья.
Несметным числом берёзы,
Где сосны срывают крыши,
А травы на сизых откосах
Вгрызаются в окна и ниши.
И папоротник сеет семя
На место, что было людным.
Кончилось ваше время —
Перстом указуют судным!
О, люди, вы —гордости дети,
Исчадие гения злого,
Кончилось ваше время,
Природа пришла к расколу.
Рванулась вперёд за магом,
Что жезлом в сиянии лунном
Древние поднял огамы,
Что помнят мир этот юным!
II
О
н был до рожденья мира
С природой одно обличье:
В его руках звучная лира,
На светлом челе величье.
Презрев тлен тщеты и боли,
Что смертные миру дали,
Он взял в руки щепоть соли
И бросил, и духи встали.
Природа рванулась в город,
Деревья ожили и камни,
Холмы, почувствовав голод,
Пошли, раскрывая тайны.
Берёза, бирючина, вереск
Меж сосен и мхи лесные
Стремились на синий берег,
За ними цветы полевые.
Могучим столпом сквозь крышу
Прорвался кедр могучий,
Дубравой великой дышит
Город, покрытый тучей.
Река из берега вышла,
Прорвав пределы отталин:
Бежит серебряной нитью
Меж городских развалин.
Сошлись могучие энты
И, кровь проливая яро,
Родили солнечным светом
Потоки воды и пожары.
За жезлом стремятся тисы
И травы — ковры земные,
Вслед им — совы и лисы,
И всякие твари лесные.
Деревья швыряют камни,
Холмы урожай собирают,
Река протянула длани,
Травы в косы сплетая.
Волки стаями бродят,
Вой их людей разбудит,
Были в застенках боли,
Ныне природа их судит.
Рысь на престоле стольном,
Совы в разбитых окнах,
Олени пасутся на воле:
На изумрудных волнах.
Дубы режут синее небо,
Грозят отомстить и рядом
Врываются, рушат стены
Когда-то цветущего града.
А люди бежали в страхе,
Увидев такое войско,
И кто не бежал, тот прахом,
Землю укрыл, как лоском…
С природой одно обличье:
В его руках звучная лира,
На светлом челе величье.
Презрев тлен тщеты и боли,
Что смертные миру дали,
Он взял в руки щепоть соли
И бросил, и духи встали.
Природа рванулась в город,
Деревья ожили и камни,
Холмы, почувствовав голод,
Пошли, раскрывая тайны.
Берёза, бирючина, вереск
Меж сосен и мхи лесные
Стремились на синий берег,
За ними цветы полевые.
Могучим столпом сквозь крышу
Прорвался кедр могучий,
Дубравой великой дышит
Город, покрытый тучей.
Река из берега вышла,
Прорвав пределы отталин:
Бежит серебряной нитью
Меж городских развалин.
Сошлись могучие энты
И, кровь проливая яро,
Родили солнечным светом
Потоки воды и пожары.
За жезлом стремятся тисы
И травы — ковры земные,
Вслед им — совы и лисы,
И всякие твари лесные.
Деревья швыряют камни,
Холмы урожай собирают,
Река протянула длани,
Травы в косы сплетая.
Волки стаями бродят,
Вой их людей разбудит,
Были в застенках боли,
Ныне природа их судит.
Рысь на престоле стольном,
Совы в разбитых окнах,
Олени пасутся на воле:
На изумрудных волнах.
Дубы режут синее небо,
Грозят отомстить и рядом
Врываются, рушат стены
Когда-то цветущего града.
А люди бежали в страхе,
Увидев такое войско,
И кто не бежал, тот прахом,
Землю укрыл, как лоском…
III
Я
видел такие битвы
Задолго до вашего мира,
И были те битвы свиты
Поэзией арфы и лиры.
Я был в этих битвах тисом,
И ясенем храбрым тоже,
Щитом бузины над рисом,
Мечом шиповника в ложе.
Я молнией был над сечей,
И рысью, и белым волком,
Соколом — битвы предтечей,
Скалы золотой осколком.
Я жезлом был в битве рьяной
В руках молодого мага,
Малиной безумной и пьяной,
С которой стекает влага.
Был твёрдой корою дуба
И молотом наковален,
Крушил каменьями срубы,
Победою славной отравлен.
Я был остролистом крепким,
Рвал ткань опостылевшей жизни,
Вдыхал ароматы терпкой,
Рядом стоящей вишни.
Никто не указ мне на свете,
Ничто, кроме воли небесной,
Познал я так таинства эти,
Что мир показался тесным.
Мне совесть моя — отрада,
Мне знанье моё — победа,
Мне нежность Творца — услада,
Текущая с верхнего неба.
Мне радость моя — царица,
Что в яблоневых переливах
Поёт, словно певчая птица
Над пеной лазурных приливов.
Коньком золотым был однажды
И светом в кронах деревьев,
Я — тот, кого знает каждый,
Но всё же в сие не верит.
Теперь же родился я бардом,
Обретшим небесную долю,
Серебряным жезлом, как жалом,
Всему, что в природе, дал волю.
Устала природа от боли —
Исчадий гения злого,
Людских желаний и воли,
Приведших природу к расколу.
Они убивали деревья,
Зверей изводили без счёта,
Разбрасывали каменья,
А ныне пришёл срок расчёта.
Сжигали и рвали природу,
Топтали копытами землю,
Так было века и годы,
А ныне пришли к искупленью.
Я слишком многое видел,
Чтоб ныне терпеть этот морок,
Чтоб видеть, как мёртвые лики,
Наполнили этот город…
Задолго до вашего мира,
И были те битвы свиты
Поэзией арфы и лиры.
Я был в этих битвах тисом,
И ясенем храбрым тоже,
Щитом бузины над рисом,
Мечом шиповника в ложе.
Я молнией был над сечей,
И рысью, и белым волком,
Соколом — битвы предтечей,
Скалы золотой осколком.
Я жезлом был в битве рьяной
В руках молодого мага,
Малиной безумной и пьяной,
С которой стекает влага.
Был твёрдой корою дуба
И молотом наковален,
Крушил каменьями срубы,
Победою славной отравлен.
Я был остролистом крепким,
Рвал ткань опостылевшей жизни,
Вдыхал ароматы терпкой,
Рядом стоящей вишни.
Никто не указ мне на свете,
Ничто, кроме воли небесной,
Познал я так таинства эти,
Что мир показался тесным.
Мне совесть моя — отрада,
Мне знанье моё — победа,
Мне нежность Творца — услада,
Текущая с верхнего неба.
Мне радость моя — царица,
Что в яблоневых переливах
Поёт, словно певчая птица
Над пеной лазурных приливов.
Коньком золотым был однажды
И светом в кронах деревьев,
Я — тот, кого знает каждый,
Но всё же в сие не верит.
Теперь же родился я бардом,
Обретшим небесную долю,
Серебряным жезлом, как жалом,
Всему, что в природе, дал волю.
Устала природа от боли —
Исчадий гения злого,
Людских желаний и воли,
Приведших природу к расколу.
Они убивали деревья,
Зверей изводили без счёта,
Разбрасывали каменья,
А ныне пришёл срок расчёта.
Сжигали и рвали природу,
Топтали копытами землю,
Так было века и годы,
А ныне пришли к искупленью.
Я слишком многое видел,
Чтоб ныне терпеть этот морок,
Чтоб видеть, как мёртвые лики,
Наполнили этот город…
IV
У
меня было много обличий
Прежде, чем я на свет появился.
Озарю я дубраву величьем,
Когда канет в тень сирый убийца.
Ждал и был хрусталём я прозрачным,
Снискавшим обитель покоя,
Вьюном голубым в мире мрачном
И птицею певчей у взморья.
Ладьёю был в сизом тумане,
Медведем в логове тёмном,
Лозою был виноградной
И гранью клинка героя.
Был волшебной тесниной
И книгой, оправой объятой,
Строфами Талиесина
И руной, на древе распятой.
Был в воздухе синею каплей,
И сияющей был звездою,
Был светом ночной лампады
И в холмах золотой рекою.
Мостом был над этой рекою,
Что помнит великие расы,
На травах волшебной росою
И слезою великого Аса.
Я был колыбелью младенца
И мечом в руке паладина,
Жгучим и ярым был перцем,
На ножке изящной и длинной.
В бою был щитом с гербами
И арфою был волшебной,
Я был очагом и сталью,
Скитаясь меж жизнью и смертью.
Я Льювлингом был украден,
И душа была в заточенье,
Окружённая яблочным садом,
Сотни лет пребывая в ученье.
Вот душа на древе лазурном,
Что стоит в тишине одиноко,
Ожидала, когда станет нужно
Появиться в мире далёком.
Это вспомнив, я встрепенулся
И увидел: над миром чудо —
Ветер севера — я вернулся,
Чтоб увидеть, как здравствуют люди.
И увидел тогда злые лики:
Среди смертных —лишь тлен и паденье,
И узрел, что всё люди забыли,
Смакуя своё разложенье…
Прежде, чем я на свет появился.
Озарю я дубраву величьем,
Когда канет в тень сирый убийца.
Ждал и был хрусталём я прозрачным,
Снискавшим обитель покоя,
Вьюном голубым в мире мрачном
И птицею певчей у взморья.
Ладьёю был в сизом тумане,
Медведем в логове тёмном,
Лозою был виноградной
И гранью клинка героя.
Был волшебной тесниной
И книгой, оправой объятой,
Строфами Талиесина
И руной, на древе распятой.
Был в воздухе синею каплей,
И сияющей был звездою,
Был светом ночной лампады
И в холмах золотой рекою.
Мостом был над этой рекою,
Что помнит великие расы,
На травах волшебной росою
И слезою великого Аса.
Я был колыбелью младенца
И мечом в руке паладина,
Жгучим и ярым был перцем,
На ножке изящной и длинной.
В бою был щитом с гербами
И арфою был волшебной,
Я был очагом и сталью,
Скитаясь меж жизнью и смертью.
Я Льювлингом был украден,
И душа была в заточенье,
Окружённая яблочным садом,
Сотни лет пребывая в ученье.
Вот душа на древе лазурном,
Что стоит в тишине одиноко,
Ожидала, когда станет нужно
Появиться в мире далёком.
Это вспомнив, я встрепенулся
И увидел: над миром чудо —
Ветер севера — я вернулся,
Чтоб увидеть, как здравствуют люди.
И увидел тогда злые лики:
Среди смертных —лишь тлен и паденье,
И узрел, что всё люди забыли,
Смакуя своё разложенье…
V
В
скинул я в отчаянье руки
И взмолился: «Ну, что же такое?
Где потомки богов? Эти люди
Губят детище вековое!..
Где величие и отрада,
Где завет, оставленный ране,
Где цветение райского сада,
Где же правда? Все тонут в обмане.
Гнев от правды, а не от обиды,
Пусть же духи станут на тверди,
Пусть мой жезл и эта молитва
Станут твёрже бронзы и меди!»
Души древние встали на тверди,
Дали знание — мага отраду,
Дали молот из кожи оленьей,
Дабы громы били, как грады.
Дали твёрдость руки и руны,
Что, сплетаясь, рождают узоры,
От которых нечистые думы,
Уходят в глубокие норы.
Дали силу и посох бражный,
Светлый жезл в ночи ковали,
Дали змея острое жало,
Что люди так долго искали.
Стал я твердью земной и холмами,
Стал воротами в мир перламутра,
Словно жемчуг, растущий веками,
Стал мой дух среди сирого люда.
И, поправ человеческий морок,
Вскинул жезл над пеною мира,
И откликнулась гулом природа,
Мир людей остриём пронзила.
Рядом встали вязы и клёны,
Шла бирючина рядом с дубом,
Разрушал мир людей тис зелёный:
Стала площадь зелёным лугом.
Благородной берёзы стремленье,
То же, что и изящной рябины:
Рассыпать дворцы на каменья,
Истончить стены зданий до глины.
А отважной ольхи утешенье —
Рассыпать остовы и сваи,
Накрыть своей бархатной тенью
Мир человеческой стаи.
Рядом с ивой речною плакучей
Ясень, в жестокости славный,
Боярышник, ветвью могучей
Тису в сражениях равный.
В доспехах коры дуб, как камень,
Падубу в доблести вторит,
Он создал своей силою пламень
И лещины буйство оспорит.
А, в благословенном величье
Яблоня белая в битве
Звучит звонко пением птичьим,
Вторя моей молитве.
Вот виноградные лозы
Вслед за плющом город режут,
За ними тростник на откосах
Разросся, закрыв собой межи.
Горький терновник славен,
Бузина сломала перила,
Пихта, сорвав скобы ставен,
Камни стены разбила.
Утёсник — в пылу светлой битвы,
Вереск за ним — не последний,
Тополь, чьи кудри увиты
Пухом, — боец не ущербный.
За ними идут тис с малиной,
И песни поют — я их знаю,
Ибо жезлом и громовой силой
На жатву их отправляю.
В корнях звери рыскают всюду,
А в кронах — громкие стаи,
Река, разливаясь повсюду,
Смывает остовы и сваи.
И рыбы, и гады речные
Выскакивают на поверхность,
Ведь в этой жестокой битве
Природе хранят они верность.
Вспенились воды речные,
Болота пришли в движенье,
Нет безразличного ныне,
Нет невиновного в тленье.
Нет посторонних для битвы,
Природа прощенья не знает,
Молитесь: поможет молитва,
Молитва всегда спасает…
И взмолился: «Ну, что же такое?
Где потомки богов? Эти люди
Губят детище вековое!..
Где величие и отрада,
Где завет, оставленный ране,
Где цветение райского сада,
Где же правда? Все тонут в обмане.
Гнев от правды, а не от обиды,
Пусть же духи станут на тверди,
Пусть мой жезл и эта молитва
Станут твёрже бронзы и меди!»
Души древние встали на тверди,
Дали знание — мага отраду,
Дали молот из кожи оленьей,
Дабы громы били, как грады.
Дали твёрдость руки и руны,
Что, сплетаясь, рождают узоры,
От которых нечистые думы,
Уходят в глубокие норы.
Дали силу и посох бражный,
Светлый жезл в ночи ковали,
Дали змея острое жало,
Что люди так долго искали.
Стал я твердью земной и холмами,
Стал воротами в мир перламутра,
Словно жемчуг, растущий веками,
Стал мой дух среди сирого люда.
И, поправ человеческий морок,
Вскинул жезл над пеною мира,
И откликнулась гулом природа,
Мир людей остриём пронзила.
Рядом встали вязы и клёны,
Шла бирючина рядом с дубом,
Разрушал мир людей тис зелёный:
Стала площадь зелёным лугом.
Благородной берёзы стремленье,
То же, что и изящной рябины:
Рассыпать дворцы на каменья,
Истончить стены зданий до глины.
А отважной ольхи утешенье —
Рассыпать остовы и сваи,
Накрыть своей бархатной тенью
Мир человеческой стаи.
Рядом с ивой речною плакучей
Ясень, в жестокости славный,
Боярышник, ветвью могучей
Тису в сражениях равный.
В доспехах коры дуб, как камень,
Падубу в доблести вторит,
Он создал своей силою пламень
И лещины буйство оспорит.
А, в благословенном величье
Яблоня белая в битве
Звучит звонко пением птичьим,
Вторя моей молитве.
Вот виноградные лозы
Вслед за плющом город режут,
За ними тростник на откосах
Разросся, закрыв собой межи.
Горький терновник славен,
Бузина сломала перила,
Пихта, сорвав скобы ставен,
Камни стены разбила.
Утёсник — в пылу светлой битвы,
Вереск за ним — не последний,
Тополь, чьи кудри увиты
Пухом, — боец не ущербный.
За ними идут тис с малиной,
И песни поют — я их знаю,
Ибо жезлом и громовой силой
На жатву их отправляю.
В корнях звери рыскают всюду,
А в кронах — громкие стаи,
Река, разливаясь повсюду,
Смывает остовы и сваи.
И рыбы, и гады речные
Выскакивают на поверхность,
Ведь в этой жестокой битве
Природе хранят они верность.
Вспенились воды речные,
Болота пришли в движенье,
Нет безразличного ныне,
Нет невиновного в тленье.
Нет посторонних для битвы,
Природа прощенья не знает,
Молитесь: поможет молитва,
Молитва всегда спасает…
VI
П
ройдёт не более века,
И, проходя в светлых рощах,
Где роса на поверхности света
И где совы ухают ночью,
Где ручей у корней воркует
И в сумерках древние роды,
В кругах колдовских ликуют
И чисты в лунных отблесках воды.
Где поёт соловей под утро,
А вдали еле видно в тумане:
Дуб стоит вековой и мудро
Шепчет листвой преданья.
Туманом полны рассветы
И сизыми прядями морось,
Ткёт свою пряжу дева,
И слышен везде её голос.
И вот я скажу, как увидел:
Она, взяв росы серебряной,
Хрусталь её уронила
На ресницы свои и длани.
И так создались созвездья,
И звёзды в их нежном величье,
Из голоса нежного пенья
К вселенной пришло обличье.
В глазах её — моря волны,
Крик чаек весёлый по ветру,
И поволокой томной —
Любовь её! Слаще нету!
Потоком лазурным и чистым
Бежит свет сиянием лунным,
Дабы в пещерах мглистых
Создать мироздание юным.
Источник живого света,
Рождённый песнею хрупкой,
Пропетый праздным поэтом,
Проросшей в день незабудкой.
Вспомнит когда-то печально,
Что было тёмное время,
И в кубке озер хрустальных
Узрит, как скинула бремя.
Как трубным гласом призвали
К битве леса и горы,
Как гнев Божий люди познали —
Бежали от гнева, как воры.
Не знали в гордыне и злобе,
Что время придёт иное,
В алчности, словно во гробе,
Пытались найти покоя.
Тщеты причащаясь, не знали:
Для Бога умерших нету;
От жизни, как хищники, брали,
Не зная истину эту!
И, проходя в светлых рощах,
Где роса на поверхности света
И где совы ухают ночью,
Где ручей у корней воркует
И в сумерках древние роды,
В кругах колдовских ликуют
И чисты в лунных отблесках воды.
Где поёт соловей под утро,
А вдали еле видно в тумане:
Дуб стоит вековой и мудро
Шепчет листвой преданья.
Туманом полны рассветы
И сизыми прядями морось,
Ткёт свою пряжу дева,
И слышен везде её голос.
И вот я скажу, как увидел:
Она, взяв росы серебряной,
Хрусталь её уронила
На ресницы свои и длани.
И так создались созвездья,
И звёзды в их нежном величье,
Из голоса нежного пенья
К вселенной пришло обличье.
В глазах её — моря волны,
Крик чаек весёлый по ветру,
И поволокой томной —
Любовь её! Слаще нету!
Потоком лазурным и чистым
Бежит свет сиянием лунным,
Дабы в пещерах мглистых
Создать мироздание юным.
Источник живого света,
Рождённый песнею хрупкой,
Пропетый праздным поэтом,
Проросшей в день незабудкой.
Вспомнит когда-то печально,
Что было тёмное время,
И в кубке озер хрустальных
Узрит, как скинула бремя.
Как трубным гласом призвали
К битве леса и горы,
Как гнев Божий люди познали —
Бежали от гнева, как воры.
Не знали в гордыне и злобе,
Что время придёт иное,
В алчности, словно во гробе,
Пытались найти покоя.
Тщеты причащаясь, не знали:
Для Бога умерших нету;
От жизни, как хищники, брали,
Не зная истину эту!
VII
П
ройду я по лесу и долу,
Найду в источнике правду,
Даже не видно, что город,
Здесь сеял яд и отраву.
Даже не скажешь, что люди
Век лишь назад здесь стояли,
Природа накрыла их грудью,
И они на ветру пылью стали.
И не скажешь, что лютою битвой
Это место было объято,
Здесь травами мягкими свитой
Природа затихла свято.
Помню, как в окончание битвы
Дуб великий камень поставил,
И пришли к тому камню с молитвой
Те, чьи плечи Господь расправил!
Найду в источнике правду,
Даже не видно, что город,
Здесь сеял яд и отраву.
Даже не скажешь, что люди
Век лишь назад здесь стояли,
Природа накрыла их грудью,
И они на ветру пылью стали.
И не скажешь, что лютою битвой
Это место было объято,
Здесь травами мягкими свитой
Природа затихла свято.
Помню, как в окончание битвы
Дуб великий камень поставил,
И пришли к тому камню с молитвой
Те, чьи плечи Господь расправил!