Дворец учтивости

акрыл глаза – и словно б наяву…
Иль нет – ведь это явь мне снится,
И только в грёзах истина явиться
Способна! Так, я тихо на траву
Ступил, узрев реальность в грёзах,
Вдохнул их ароматы – в этих росах
Постиг сейчас же, будто я живу!

Но что есть жизни плавный бег,
Как не игра воображения, и, кроме
Игры сей, нет творения; и в дрёме
Окутаны все мы шелками нег:
Мы спим и видим сны о жизни этой –
Сие мгновение, – и быстрою кометой
Тает она, как будто вешний снег.

Отверз я грезы, как учтивый гость,
В приветствии видения поклоном
Встречал я (так навстречу сонмом
Они летели)! Я же – нищий. Горсть
Канцон изящных, словно б семена,
Рассеял с миром, чтоб из них одна
Поспела, как на лозах гроздь!

Душисто-пряным ароматом сны
Влекут к себе, тщету поправ земную,
Я грёзы в сласти вин из чаш взыскую,
Как фавн, здесь, на ложе тишины.
Когда б мне дорог был весь сирый мир,
То не играл в него так, словно бы сатир
Нежной свирелью вьёт узор весны.

Узрел ступеней мраморных изгиб,
Что, словно бы из кости, в лунном свете
Резной безделицей вился; я видел это –
Там, на ступенях, будто враз погиб,
Прозрев, – по ним бредут к высокой башне
Дворца учтивости поэты!.. Стало страшно
Сие узреть… Пред нами брёл сагиб.

Я шёл по лестнице. Ажурные ворота
Дворца открылись, пригласив всех нас
В богатый зал!.. Навстречу шёл Парнас
(Он сенешалем здесь) – его забота
Приветствовать, как мраморный Омфал
Вельмож безмолвной речью вопрошал,
Приветствуя дымами злого грота!

Здесь, за ажурными воротами леса,
Луга и пастбища, где пьют росу олени,
Где птицы певчие под золотою сенью
Вьют музыку, восславив небеса,
Их строй, что здесь десницею могучей
Рождён во имя тех, кто рифмой жгучей
Пролился, словно с лепестков роса!

Не заслужили рай, кто за Орфеем
Стремились славу звонко сечь строфой,
Но в свете лунном здесь вошли в покой
Огнём тенсон, как свечи, пламенея,
Устав от королевской строгости дворов,
Где нищета духовная среди иных даров
Царями и вельможами владеет.

Усталый дух тщетою вновь томим,
Бежит греховности, агонии чуждаясь,
Он, по ступеням легким поднимаясь,
Словно туман и тень, неуловим.
Отторгнув тлен, как мертвого кумира,
Оставив позади всю бренность мира,
Взлетает в небо, точно серафим.

Отринут всеми изгнанный из рая,
Но меж нечистых тоже лишь бастард
Сей дух… Не примет рай, отторгнет ад;
Он, ни на что уже не уповая,
Бредёт по свету, глупости смеясь
Той, что, в одежды славы облачась,
Среди царей живёт, не унывая.

Мой дух таков – устал сие глядеть,
И в тот момент, однажды тёмной ночью,
Луна взросла из туч и, словно б в волчью,
Попал я западню! Мне умереть?..
Но, право, ах… нет чести в сём пороке –
Окончить жизнь свою вот так, до срока,
Ведь Бог не знает, что такое смерть!

Закрыл глаза и, словно б наяву,
Поднялся к беломраморным ступеням,
По ним я шёл… туманом, лунной тенью,
Что утром гладит росами траву.
Врата ажурные привратник отворил,
В зал изумрудный молча пригласил, –
Так ныне я тебе о том спою!

В том зале рыцари и добрые пажи
Труверам внемлют… ибо созданные ими
В строфах изысканных живут они и ныне –
В преданиях! В строках сих нету лжи,
Ибо предание есть камень тот волшебный,
Которым выстлан путь меж зол и терний…
Куда ведет сей путь? – Ты сам реши!

И вот я сел за стол промеж поэтов,
Тут в зал вошли пять юных дев, меж них
Привратник-карлик нёс свечу!.. Родник
Пел в тишине так громко в зале этом,
А в песнях сих, не сговорившись, узнавали
Поэтов древних, что так ловко рифмовали,
Сшивая строфы, словно ниткой, светом!

Девица первая нежна, как лепестки,
Скромна в походке! Так, в накидке серой
Внесла в сей зал безмерный Чашу Меры
(Ах как движения её изысканно легки!).
И вот, смущаясь и краснея, как виденье,
Сосуд сей поднесла к нам лёгкой тенью,
В нас окропив росой любви ростки!

Мы, словно сироты, в тумане ищем путь,
Взросли цветами сквозь душистый плевел
И, так любви изголодавшись, дерзко-смело
Вкушали взорами её красы!.. Ничуть
Не убоявшись грешности своей разбойной,
Девица же сия изящно, бликом стройным
Исчезла тихо, не посмев взглянуть!

Вторая дева чуть постарше первой!
(Ах, сладок взор очей!..) С улыбкой на устах
Она приветствовала нас, в своих перстах
Юность несла с изяществом Минервы,
Что чашу наполняла в край… Так в грёзах
Хмельных юнца любви беспечной слёзы
Сердце наполнят, словно кубок веры.

Оставила ту Чашу, в коей Юность
Беспечности полна, как меж цветов роса,
На том столе массивном, там, где бирюза
Уже сияла Чашей Меры! (Трудность
Была в той аллегории…) И чтоб сие познать,
Как Меру с Юностью из чаш можно приять?
(В сём образе непознанная смутность!)

Девица третья, так блистая красотой
(Глаза беспечно-синими сияют небесами),
Вошла легко, словно танцуя, (между нами)
Праздность внесла и в чаше золотой
Та праздность, словно старых лоз похмелье:
Хотя горчит чуть-чуть и всё ж родит веселье,
А в том веселье – вечность и покой!

Меж первых Чаша эта рядом встала,
В пиитах верных здесь родив любовь,
Враз Юностью и Мерой вспенив кровь,
И Праздностью чудесною предстала.
«Бывает, как сомкнутся лозы для любви,
Иной родят из двух побегов вдруг они!» –
О том нам дева эта рассказала.

Четвертой девой Чаша внесена.
Та дева так степенна; строгим взглядом
Очей зелёных, взрослых, что преградам
Даёт основы твердь, хоть бы она
Ни в чём не уступает девам прежним,
Но остановит строгостью безгрешной
Любую мысль, которая грешна!

Четвертой Чашей – Целомудрие, и так
В ней сердце страсти и желанья трепет,
И юные уста, что ткут бессвязный лепет,
Влюбленности шелка, – но сей пустяк
Для Целомудрия лишь жалкая игрушка;
Она подобна благородным на пирушке:
На всех взирает, будто б на сорняк!

Но лишь притихли все, вошла девица,
Что красотой своей затмила всех, что здесь
Вносили Чаши до неё… В её глазах не спесь,
А мудрость вечная в карих очах ютится,
От сердца мудрого огонь небесный льётся –
Так Щедростью небесный пламень вьётся,
Как то, что Бог создал и что родится!

Девица пятая надежду в зал внесла
И Чашу Щедрости меж прочих водрузила,
И теплотою всех, кто здесь сидел, сразила.
О этот взгляд… так чист, что как роса,
Что выпадает ранним утром, как туманы
Бегут за темнотой в холмы… там в тайны
Нас посвятит, как причастит, лоза!

Зефир улыбкой нимфы в зал вошёл,
Скользнул по струнам душ пиитов славных,
Разгладив слог их… В гимнах благонравных
Он вдохновеньем чудным снизошёл,
Как дух Орфея, что заполнил зал великий,
И всюду строфы побежали так, как блики
От вин, что в Чашах, заполнявших стол!

Вот пять сосудов – их нам не пролить, –
Полны природой, как амброзией, и враз
Собой являя куртуазность… В сей же час
Каждый сумел из Чаш сих чуть отпить…

Так и проснулся я в том месте, где дремал.
Видать, мне Вакх весёлый этот сон наслал…
Ох как теперь мне в этом мире жить?..