Евгений Язов

Невинность дев, изящества приют,
Что девственной лозой холмы обвила
Река любви. Над ней в ночи поют
Те, чьи сердца без умолку зовут
Любовь красавиц лёгких и игривых.

И мы, мой друг, в долину над рекой
Придём однажды в песнях менестрелей,
В очах красавиц здесь найдём покой,
В вине постигнем истину с тобой,
Познаем суть турниров и дуэлей.

Мужи праздных трудов -
Они есть то, что незримо, -
Вселенной напевов и строф,
Рожденных в мелодиях лиры.

И пастбище милых поэм 
Вскормит их сладостью рос,
Влюблённость даруя им всем,
В ней юность, не знающей гроз.

Вот я через пастбище то
Пройду в грёзы творений
Тех, кто был до меня и вино
Пил до дна от лозы откровений.

На востоке сеет заря
Рос прохладную негу…

Кто в этом тайном месте вновь запеть
Осмелится сирвенту и с усмешкой
Вновь менестрелить станет и посметь
Дерзнёт испить красы без спешки?
Кто день и ночь вновь спутает во снах,
Кто вновь в корчму войдёт, взирая,
Как ангел светлый у престолов рая,
Взирает в небо, вновь витая в облаках?  

Здесь Маркабрюн искал служенье муз,
Вытачивал здесь строки Вентадорн,
Гильом страдал и сердце – тяжкий груз,
Его болело и почило долгим сном.
Здесь пьяная любовь по кубкам строф
Разлита - трубадуров нежит страсть,
И не позволит нам с тобой пропасть
Под сенью лоз меж муз во тьме веков!

Словно пойманный в сеть, я завис над землёй —
Там, где птицы парят, попирая невинность,
А она — словно тень, где воздушной петлёй
Душит небо тщету, что попала в немилость.

Как античный герой, я на фризах уснул,
Ветер с моря меня истончил солью влажной,
Но Загрей в моих снах свежим ветром подул
И пиита взрастил своей свитою бражной.

Я рождаюсь опять: низвергаюсь во тьму
Геи, что теплотой материнских объятий
Вновь предаст моё тело огню своему,
В прах его обратив, как под гнётом проклятий.

Но душа вновь взлетит вслед за птицами ввысь,
Опираясь на строфы сих гимнов неспетых…
Так оставьте меня... я скользну, словно мысь,
По великому древу бессмертных поэтов.

Так, громогласно шепчет, в чашах мерных
Целует музыку строфою и тебе
Дарует ласку музы, так судьбе
Угодно вдруг очистить страсть от скверны.

Войдя в сей мир плотской, ты - как во снах, -
И жизнь сия отбрасывает тени,
А в них поэты предаются лени,
От жара солнечного в летний день, устав.

Проходит всё, но всё ж шедевр нетленный
Корчмой ютится старой у тропы,
И несказанность вечной красоты
Хранит корчма, где пьёт старик степенный.

Он плут среди плутов и целовальник здесь,
Где ночи напролёт, не зная меры,
Изыдешь в хмель, забыв манеры,
Из чаши муз вкусив, увы, преданий взвесь.

Лозе изысканной предашься вновь и вновь,
Аркадии луга вобрав, так святость
Явится вдруг, и иже с нею радость,
А в винном буйстве том Протригиона кровь!

Пропьёшься, друг, и в свите муз сладчайших
К дарам оракула прозреешь, и тогда 
Узришь – они как яд бывают иногда,
С тем лишь вино бежит уныний глубочайших.

Здесь старый целовальник, истый облик твой,
Мгновенье жизни, хладная проруха;
И скрючилась корчма, будто старуха,
И скоро возвратимся, другой мой, в мир иной.

Ах, словно росы, по ланитам
К груди высокой, как поток,
Слезами, что строфой увиты, 
Питаем нежности росток.

Ах, он вошёл в ограду к деве,
Лихой пройдоха и смутьян,
И слёзы плёл строфой поэмы,
А сам от красоты был пьян.

Ах, нежный цвет алеет робко,
Едва проснувшись, и весна
Коснулась лишь его, а тропка
Уводит уж из царства сна.

Ах, молодой певец-пройдоха
Вкусил поэзий сладких уст
И был таков, она ж со вздохом
На землю падает без чувств.

Ах, так тропой иголок тонких
Спешит красавица к нему
И, песней мрачною и звонкой,
На росстань принесла вину.

Ах, ты скользи в сукне, иголка,
Обиды сшей, как нить, тяни,
Пришей к тропе его надолго,
Тропой води - ко мне верни.

Ах, закрутись вновь, веретёнце,
Чтоб нить иголке подарить,
Чтоб при луне и ясном солнце
Не смог он без меня прожить.

Ах, будет он бродить по кругу
И станет следовать за мной,
Не обратиться милым другом,
А станет тенью за спиной.

Ах, в лес густой спешу к котлу я -
И призрак ты, мой дорогой,
И в чаще сёстры вновь ликуют,
А ты теперь всегда со мной.

И так, в забвении, у крепости, в покое,   
Страх в саван меланхолией одет,
Заблудший слышит: варги долго воют,
Узрит – мир, словно лунь, уж сед.

Родившись старым, он утратил силы -
Так, древних врат ему не отворить,
В момент рождения почило его имя,
Судьба ему лишь рубище носить.  

Вернётся хмурый дух в свою обитель -
К созвездиям, что образуют крест,
В слепую ночь один, кубка хранитель,
В туман оденет всё, что есть окрест.

Здесь оракула холодные уста изрекают горьким перекатом -
Внемлет царь, а на глазах роса, что когда-то ждёт его расплата,
В коей воля Бога, как гроза,
В душах отворяет пламень ада.

Он - владыка, но земной предел установлен всякому творенью,
Каждому дорога, но удел всех когда-то обратиться тенью.
Кто-то спел, а кто-то не успел,
Отдаваясь тленью и горенью.

Я к источнику Касталии прильну, утоляя жажду, откровенно 
То, что суждено, как есть приму, музыкой утешившись смиренно.
В этой музыке я искуплю вину
И к Орфею устремлюсь степенно.

Пусть цари страшатся! Что по мне пифий кара, коль свирель сатира
Создала меня, и в тишине музой мне моя святая лира?!
Не гореть мне в царственном огне,
А парить мне в облаках эфира.

В их грае услышать вопрос можем мы –
Так бездною вечной звучит, словно б сны:
«Куда мы летим? Что влечёт вновь и вновь?
Куда мы стремимся из царствия тьмы?».

«Смерть нас прокормит, и ты изготовь. 
Зовёт нас к себе здесь пролитая кровь.

Спешим мы туда, где бездыханный спит
Герой, что почил здесь. Щитом он прикрыт,
Но всё ж можно видеть: там псы возлежат
В ногах и не знают, что витязь убит.

Те псы днём и ночью труп сей сторожат, –
Спешим мы туда, ох, пернатый мой брат».

Так ворон ответствовал брату: «Заслон, 
Вглядись: сокола стерегут смертный сон;
Так те сокола, друг пернатый, мой брат,
Нас не подпустят, хоть мёртвый уж он.    

Всё реют над ним и границы хранят
Над долом, где витязи гордые спят».

Третий сказал – его мудрость, как тьма:
«Взгляните ж вы, братья, льёт дева одна
Поток горьких слёз, склонилась над ним,
Но всё ж не прервать ей вечного сна. 

Ах, девица прекрасная – милой была;
Любовь их очистила смерть до бела.

На берег морской так в печали несёт
Почившего, тут в землю с плачем кладёт,
Хоронит любимого, сим свет застит тьма,
И боль эта в сердце нежном взрастёт.

Для неё, молодой, не наступит весна,
Ведь она вечным сном засыпает сама».

Так три ворона враз улетели ни с чем
И нет слов, чтоб сказать, увы, нету поэм,
Чтобы выразить истину – выше всех слов, –
В молитве немой отыскать свой Эдем.    

Ниспошли же вам Бог таких соколов,
Вот такую жену и таких верных псов.