Евгений Язов

И, будто жаждущий напиться,
Я льну устами к роднику,
Лобзая песен лад, лишиться
Себя – я только вас реку.

Росою стать, лозой взрастая,
Исполниться в сиянье лун,
Ночной прохладой и лаская
Поэм красы биеньем струн.

Напевом заскольжу, ладами
Не ограничен, только вы
Смягчить изволите страданья,
Коли войдёте в мои сны.

Запрет, как хворост, и сильнее
Жар пламени страстей, и вот,
Боясь познать любви похмелье,
Нырну в невзгоды от невзгод. 

Всё лишь по вашему хотенью,
Но вот печаль и слёзы мне
Способны дать миг утешенья,
Но как прожить в этом огне?

Пугливой птахой на ветвях сидит
Весёлый трубадур, что жаждет ловли
Пернатых рифм под золотою кровлей
Светила яркого! Там, в небесах, летит
Причина слога, что любить ему велит
Пастушку ту, что затерялась в поле!

Ах, юность дерзновенная, как ты
Посмела чашу меры наземь вылить,
Бежать в луга, чтоб после обессилеть,
Как смела ты все растоптать цветы,
Рассеять по миру стенанья и мечты
И птицу ту нещадно обескрылить?

Несносная невинность, ты не в счёт
Амуру страстному – весёлому повесе! 
Ты будешь смята, как трава! В завесе
Признаний страстных, где наперечёт
В грехах и скорби, в славе, где почёт
Словам, увы, чей смысл легковесен.

Но всё же воздыханий сладок вкус,
И он ложится гладью слов на струны
Лютни хмельной, и беспокойно юны
Канцон гармонии, достаток и искус,
Ещё нежнее грех, в нём тяжек груз,
Меж тем сокроется росою лунной.

Сомкни покой очей своих, богиня,
Душой вспорхни как чайка! В небесах
Поэм изящных проявись,
В строфах,
Что девам юным уподоблены игриво,
Фиас – им сладость,
Страсть, что спит на нивах,
И возбуждение на сахарных устах.

Те строки, словно сласть вина и солнца,
Поэт - есть виночерпий, Пан и плут,
А строки, что менады,
Там живут,
Где лик луны сокрыт на дне колодца,
Во тьме его прохлады
Сердце бьётся,
В котором древние предания живут.

Ах, сколько жажды в поцелуе нежном,
Хмельным напитком истекает сон,
И вновь поёт Сафо
В садах канцон
Спустя века, так долго, безутешно,
Ищет любовь в грехе,
Живя безгрешно,
В душах поэтов порождая стон!

Лекарства нет от мук страстей, и вновь
Сорвётся стоном слог и гимном станет,
И всяк юнец сражённый в нём предстанет
Безумцем бледным; в сём безумии - любовь.

И горемыкою из мрака в свет пройдёт
Блаженный странник, не узнав веселья,
Отравленный влюблённостью, в сём тенью
Как бы мотыль, к огню стремясь, вспорхнёт.

Любовь – погибель разума, в том боль,
В сей боли лишь страданья, и в печали
Поэт жить обречён, в сей жизни привечая
Лишь пламень бездны - грешников юдоль.

Остаться в памяти всем мукам суждено
Лишь в миг, когда глаза не будут видеть
Красы любимые вблизи, с тем ненавидеть
Так проще их, чтоб после в горе пить вино.

О, исцели меня, мой друг, седой лютье,
Создав подругу верную – исканий музу,
Чтоб после допьяна напиться вновь в корчме
В висы разлив болезнь, избавившись от груза.

Но страсть её росою на устах,
Лишь зрячий видит, как она скрывает
Желаний веер. Лишь слепец не знает,
Что видит сия девица во снах.

Глаза её – блестит греха огонь,
Дыхание прерывисто – в нём жадность
Вкусить любовь, играя в своенравность
Сердца приемля в юную ладонь.

Насмешница; нарочито скромна,
Потупив взор, так, будто бы невинность
Хранит с рожденья, словно это милость
Божественна и для людей темна.

О, мил и сладок юный сей обман,
Лишь легковерный рыцарь в то поверит,
Ах, может герцог златом сласть измерит,
Но не узнают лесть ни плут, ни хам.

Ах, воспоёт сей кроткий взор пиит,
Но лишь почувствует влечение девичье,
Вкусив красы, порхнёт дорогой птичьей,
Оставив деву у разбитой той любви.

Ты кротким взором опьянила душу
Певца любви, что между строф пропал,
Он на полях поэм твой образ обретал,
Чтобы утратить, – тем себя разрушить.

И образ твой – есть музыки строка!
Я – паж влюблённости и паладин страстей;
Недуг мой – жажда, и коль ждать вестей
Всю жизнь дано, то буду ждать – века!

Чертополох – старый ключник, тропы укрыл,
Словно ворон ворчливый, 
он в белом тумане просеял
Лунные блики, из них заклинаний свод свил,
Что глаза отведут 
тем, кто путь держит в облаке белом.

Где гибкие лозы обвили стволы древних пущ,
Там, где влажные травы 
в росе, словно звёзд ожерелья,
Рыцарь ограду оплёл – торжественный плющ,
Совершенство красы твоей 
скрыв от зевак сизой тенью.

Что же нет смертным душам пути в сей приют,
Им, стадам ремесла, 
что стремятся на службы монетам.
Им познать не судьба, что в итоге они обретут,
Что в посмертия вечности – 
тьма или мир снов и света.

Трубадурской строфой тихо скользну по тропе
И проникну, беспечный, 
туда, где взросла ты весною
В песнях нежных и сладких, припаду я к тебе
Поцелуем сладчайшим 
Амура - здесь останусь с тобою.

Созвучьем свежести источник дарит влагой
Изысканно-медовый, сладкий дух.
Хмельной строфою взвилась песня – благой
Мнилась она – сим радуя мой слух, –
Девицей-нимфой юной. Выйдя в поле нагой,
Она увидела, что я к мирскому глух.

Сплетение излишеств строф моих убранство,
Оклад загадок хитрых, в свет канцон
Праздность вплетаю и, не веря в постоянство,
Жизнь оную постиг как сладкий сон.
В сём сне лишь музыкой окрашенные стансы
И тот цветок, в который я влюблён!..

Бредёт незримою тропою менестрель,
Скользит, как шёлк, по струнам своей песни,
Ему мерещится, что в тщетном мире пресно,
Безвкусно всё! И в королевских ложах
Лишь бренность и унынье, и не может
Поэт познать любовь! Ему здесь тесно…

Он зрит ночных туманов колыбель,
В которой тихо луны спят и звезд мерцанье,
Призывно напевает так, влечет к признанью
В любви к прекрасной донне! Ей одной
Дана такая власть, чтоб подарить покой
И с тем покоем дать познанье тайны!..