Холодным был заката луч И долог путь домой, Тумана холод среди круч Истек ночной росой. И тенью над землей в тиши, Печаль баллад летит, И в нежной песне о любви, Поэт веками спит.
В той песне, вторя небесам Хвалой озерных дев, Бежит ручьем к ночным кострам Тот призрачный напев. О чародейке, что во снах Искала путь во тьме, О той, что притекла в слезах Песней ручья к тебе.
Стремясь согреться у огня, Совою замерла, И отступила молча тьма, За круг сего костра. И жар проник в самую суть, Согрев девичий взор, И указал ей светлый путь, Среди долин и гор.
Он спал в кругу того костра, Он слышал песнь во сне, Ту, что сияла и звала Как призрак в тишине. И жар его души воздвиг, Хрустальный образ той, Что словно сон на краткий миг, Предстала над водой.
Ночною птицей понеслась Над серебром ручья, Слезой в туманы пролилась Одна, всегда ничья. Но чтоб согреться у костра, Услышать струн напев, Она, как призрак и как тьма, Слетела рядом сев.
И снился барду сладкий сон О чародейке той, Чьей красотой он поражен, Как вечною тоской. И утром словно пилигрим Пойдет своей тропой, Где мускус, роза и жасмин Вьют чары над водой.
Я родился в лесу, среди серых корней, Где поют хрусталём родники среди сочной листвы и зелёной травы, По окромке дубовых теней. Я родился и рос среди фей и камней, На руках бесконечной весны. Возрастал светом звёзд от сока земли, Белым саваном лунных полей.
Я читал заклинанья и арфу терзал, Ровным слогом и светлой тоской. Родники пели в лад, а ночи оскал Отражался дикой луной.
Был когда-то я дик и взмывал в небеса, Сеял ветром лазурным дожди, Был я тем, кто собой наполнял паруса, И гонял по морям корабли. Под баюканье крон пел рекою в горах, Вслед за птицами я улетал. Был горячим источником северных скал, Но всегда о тебе вспоминал.
Побеждал в сотнях битв, но в час роковой От бесчисленных ран изнывал. Был я отблеском солнца на кромке меча, Что меня вновь и вновь поражал.
Ныне, в рощах пою на развилках дорог, Висы те, что забыты давно, В них таится печаль за значением строк, Опьяняя как будто вино. Арфы нежная хмарь, точит остов весны, Разъедает меня кислотой, В ожидании часа, когда вспомнишь ты, И вернёшься однажды за мной.
Где под покровом золотым играет изумруд, А нить серебряной реки ручьи лесные вьют, Где в кронах тёмных древний дух витает в тишине, В замшелом бархате ночном взывает холм к луне.
Огамы ткут весны узор, сияя бирюзой, И гром поёт из-под земли, ложась на тис росой. Я был рождён среди болот, зачат в лощине сна, И первый, кому отдан был, вином поил меня.
И первое, что видел я, как эльфы шли в холмы, И песни их, что между звёзд, с ветрами сплетены. И первое, что слышал я, когда родился в мир, Как девы юные в лугах касались нежных лир.
Я вскормлен был ночной росой, туманом был укрыт, И знал, что там, где пенный вал, словно утёс стоит, Блуждают эльфы в свете лун и песни их слышны, В янтарных фортах грёз людских на гребне тишины.
Соединён зелёный холм с небесной бирюзой, По радуге блуждали мы усеянной росой. Мой дух рождён среди дорог сплетённых в синеве, Где словно косы светлых нимф созвездия в огне.
Я слышал тихий шорох дум, качалась колыбель, В которой молча я лежал и слышал, как свирель, Играла солнце и росу, и яблоневый сад, В который устремился дух, качаясь песне в лад.
Вот холм среди ночных дорог, вот яблоня в цвету, И серебром играет ветвь и жгёт луна росу. Вот эльфа на ветвях сидит – свирель в её руках, И песня с песней говорит, и свет живёт во снах.
Я слушал долго средь ветвей посеребренных сном, Я слышал вечность – мой удел – крещён я был огнём. И ныне в тишине ночной, когда весь мир заснёт, Я слышу глас свирели той, та эльфа в нём живёт.
А в голосе я слышу тишь и благодать полей, Луга, овраги и холмы – нет песни той мудрей. Ресницы эльфы и глаза, как росы и гроза, Гремят, сплетая дивный слог – к косе ещё коса.
Тогда в ночи мне грусть копной ложится на виски, И сердце замирает вдруг и плачет от тоски. Я жду, когда ко мне придут два белоснежных льва И пригласят вернуться в мир, где эльфа ждёт меня.
Белым саваном одетый, Звёздным светом окрылён, Мир уснул в снегах до лета, Зрит один и тот же сон. Под корою пихт и сосен И под настом, тишиной, Льётся сна немая просинь, Стынет на ветвях росой.
В грёзах тех весна-девица, Облаками рукавов, Отворяет вновь светлицу В зелень тёплую лугов. По лугам дорожкой лунной, По следам оленей вдаль, Вновь земли согретой, юной, Разливается хрусталь.
От снегов старик согбенный, Заворчав в седой росе, Чародей, туманом серым, Растворяется в тепле. Рыцарь в белых покрывалах, На щите несёт его, Дед вздыхает, и устало, Крутит года колесо.
Это сон, а ныне видим, Как бредёт ночной тропой, Дед согбенный, в свете синем И с седою бородой. Треск коры, и сизой дымкой, Хмарь осенняя висит, Белым волком по заимкам, Холод ветром злым бежит.
Так, мой друг, увы, припала Нам унылая пора, Вновь берём поём с тобой баллады У ночного очага. Видим сны, как жар родится Вновь когда-то, а сейчас, Страх, что жар не возвратится – Снег укрыл навеки нас.
Песню спой же о дриадах, Спой о нежности ручьёв, О садах, цветущих сладко – Ароматах трав и кров… Наших грёз вдруг оросится, Слёзной мудростью баллад, И однажды возродится Изумрудным миром сад.
